Самое пристальное внимание высшей хорватской иерархии в конце лета 1914 г. было привлечено к проблеме увеличения хорватской территории, что неизбежно сопровождалось антисербскими акциями. Так, хорватский бан планировал «ликвидировать автономные сербские школы, как рассадники пропаганды», а 15 августа 1914 г. на одном из официальных обедов на архиепископском подворье Загребский архиепископ А.Бауэр выразил уверенность в способности бана «присоединить к нам Далмацию и Боснию», епископ А.Махнич, «властитель душ» католической молодежи, вдохновитель и бессменный лидер Хорватского католического движения, уже тогда высказался за единое государство южных славян в составе монархии[1].
1 ноября 1914 г. Бенедикт XV издал энциклику «Ad beatissimi», в которой исследовались причины войны, опасности, грозящие миру ее продолжением и обосновывалась необходимость сохранения существующего политического, социального и экономического положения в Европе. Св. Престол заявил, что все требования, в том числе и те, которые оправдываются патриотическими мотивами, всегда нужно подчинять общим интересам церкви и человечества.
Идея «святой» войны, нового «крестового похода» против Сербии с целью уничтожения ее как суверенного государства была поддержана практически всем хорватским католическим клиром. В этом аспекте заявления представителей Римской курии и хорватских клерикалов взаимно дополнялись. В то время, как Мэри дель Вал, государственный секретарь Ватикана, говорил о «разрушительной болезни», исходящей со стороны Сербии, Боснийский архиепископ Штадлер указывал, что корни этой болезни необходимо искать в слишком большой свободе, которой пользовались либеральные сербофильские газеты[2].
Сами младобоснийцы считали совершенное ими убийство престолонаследника, в том числе, следствием религиозной политики и выдвижения иезуитских организаций на первый план общественно-политической жизни Боснии и Герцеговины. На судебных заседаниях в Сараеве на вопрос председателя суда, являлось ли религиозное убеждение Франца Фердинанда причиной резко негативного отношения младобоснийцев, один из них, Неделько Чабринович, дал утвердительный ответ, добавив, что ближайшим советником Франца Фердинанда был иезуит Путингам. Этот факт, по его представлению, являлся доказательством того, что Франц Фердинанд «плавал в католических водах и был шовинистом од головы до пят»[3]. Клерикализм, по мнению младобоснийцев, являлся опасным оружием в руках монархии в национально-политической сфере, средством подчинения народов, принадлежащих к другим вероисповеданиям: православных сербов, евреев, мусульман, протестантов и др.
Архиепископ Й.Штадлер и его помощник епископ И.Шарич в своем издании «Врхбосна» убийство Франца Фердинанда также представляли как дело рук Сербии и «ее национально-политической пропаганды». Война Австрии с Сербией изображалась как борьба хорватов с сербскими «панславистскими устремлениями», как борьба католицизма с православием. Наиболее радикальные франковские (Йосип Франк – лидер ультраантисербской Чистой партии права, его последователи назывались «франковцы») пропагандировали расправу над сербами. Так, газета «Хрватска» от 29 июня 1914 г. писала: «с ними мы должны рассчитаться раз и навсегда и уничтожить их… Сербы хуже змей, в смерти которых можно быть уверенным, только когда отсечешь им голову»[4].
16 июля 1914 г. сам начальник австрийского Генштаба Конрад фон Гётцендорф провел совещание с лидерами франковской группы в Боснии и Герцеговине во главе с Й.Франком. Сразу после этого сербская кириллица была запрещена в использовании вплоть до средних школ, запрету подверглись вывешивание сербских флагов, празднование религиозных праздников (сербской «Славы») и т.д. 5 ноября 1914 г. в Загребе название языка было принято как «хорватский», 3 января 1915 г. в работе госучреждений кириллица также была запрещена. Австрийские суды без передышки выносили смертные приговоры сербам Боснии и Герцеговины (460 приговоренных в 1914 г.). В целом усилиями властей положение сербов в Боснии и Герцеговине стало невыносимым. Власти изгоняли сербов даже из средних школ, не разрешая действовать никаким сербским политико-культурным организациям. Узнавая посредством созданной сети осведомителей о существовании каких-либо типов сербских организаций (вплоть до ученических), проводились обыски и аресты, итогом которых становилось исключение членов этих организаций из школы[5].
После пропагандистских мер последовали практические акции клерикалов-франковцев, направленные против сербского населения Хорватии и Боснии и Герцеговины, в ходе которых сербы подвергались преследованиям по национальному и религиозному признакам. Клерикальные «воины Христа» начали апробацию методов геноцида над сербами, примененные ими впоследствии в ходе Второй мировой войны.
На территории Хорватии, Славонии, Далмации и Боснии и Герцеговины в течение июля-августа 1914 г. прошли массовые сербские погромы, в ходе которых уничтожались сербские церкви, православные святыни и имущество сербских граждан (дома, культурные и общественные учреждения, типографии, редакции газет и т.д.). Инициаторами актов вандализма и преследований сербов выступили хорватские клерикалы и франковцы.
2 июля 1914 г. прошла антисербская демонстрация в Броде, в ходе которой была разграблена сербская церковь и сербские учреждения[6]. Когда 27 июля 1914 г. весть о мобилизации в Сербии достигла Загреба, франковцы совместно с клерикалами вновь организовали вооруженные демонстрации и совершили ряд нападений на сербское население и его имущество[7]. Антисебские демонстрации под руководством франковцев прошли в Загребе, Завидовачах, Мостаре, Шамце, Добое. В Опузине франковцы разрушили древнюю сербскую православную церковь, в Габели православная церковь была практически стерта с лица земли, в храме Любушки были уничтожены все древние иконы. В Петриньи они уничтожили имущество сербских граждан, демонстрация была хорошо спланирована и не напоминала спонтанную акцию. В Далмации, Омбе и Метковиче, католическое духовенство и франковцы возглавили ряд настолько массовых антисербских демонстраций, что в результате те вынуждены были приступить к организации в селах отрядов народной самообороны. Организаторами антисербских демонстраций в Сплите были приходские священники окрестных сел. Франковцы в Дубровнике организовали нападения на сербские учреждения, в Загребе во время демонстраций они выкрикивали изобретенные лозунги: «Сербы – убийцы!», «Истребите сербов!». «Врхбосна» провозгласила, что «всякий, кто распространяет идеи хорвато-сербского единства, является врагом католической церкви»[8].
В целом в период антисербских погромов в Боснии и Герцеговине имущество сербского населения было уничтожено на сумму 10 миллионов крон, от погромов пострадала практически каждая сербская семья. В вандальском походе против сербов, по отзывам «Браника», истинным организатором являлась римско-католическая иерархия: «Духовная паства печально известного иезуита, боснийского архиепископа Й.Штадлера, ослеплена животной ненавистью к сербам, годами проповедуемой Штадлером среди замороченной массы верующих-католиков, которая прорвалась тогда, когда Штадлер и его соучастники поняли что сербы в один момент остались без какой-либо защиты… В Загребе клерикалы хотели повторить страшные сентябрьские дни 1902 г…., однако население Загреба не дало в полной мере осуществиться их планам… Также действовали франковцы и в Далмации; … однако и там – в Сплите, Дубровнике и других городах далматинско-хорватское население отказалось от сотрудничества с ними…»[9].
В целом франковская политика в период Первой мировой войны заключалась в систематической борьбе против сербского населения на территории Австро-Венгрии, цлью акций франковцев было создание стереотипов о сербах как о врагах национальных чаяний хорватов и католическом духовенстве как об «ангелах-хранителях» хорватизма.
В результате проведения антисербских акций франковцев и клерикалов хорватский национализм приобрел ярко выраженную антисербскую и антиправославную направленность. «Риекский новый лист» осудил клерикализм и его роль в антисербских погромах. Клерикализм, по его мнению, «показал свое истинное лицо», «основа клерикальной политики – мировая власть, которую он стремится заполучить любым способом», «…лукавые представители папизма и иезуитов действовали как посланники при разных императорских дворах. Они играли роль дворцовых исповедников, в действительности проникая во все тайны государственной жизни, та же ситуация сложилась и при Венском Дворе… В стремлении к власти, одержимые ненавистью по отношению к современной культуре, прогрессу и свободомыслию, они определяли основной характер деятельности государства. Все эти принципы клерикалы применили к югославянским народам монархии, развивая непримиримую национальную рознь между хорватами, сербами и словенцами, разжигая религиозный эксклюзивизм, прежде всего, хорватский, отождествляя его с хорватским национальным самосознанием…». Но за всем этим скрывалось ничто иное, как «стремление расширить власть папы… Клерикальные акции поддерживались клерикальной прессой, эти акции были направлены не только против сербов, но и против хорватов и словенцев, препятствуя тем самым их сближению»[10].
Иван Рибар, современник трагических событий, по поводу сербских погромов указывал на истинные политические цели акций франковцев: «Методы борьбы против сербов разрабатывал Франк совместно с представителями власти, особенно после прибытия бана барона Рауха, который поставил особую задачу развернуть деятельность против сербской политики», «франковцы стремились с помощью Вены завершить процесс объединения хорватского народа, включая Боснию и Герцеговину, и таким образом создать основу для остановки расширения Сербии, угрожающего империалистической политике Австро-Венгрии… Во всех антисербских погромах участвовали оплаченные и вооруженные банды франковцев и клерикалов, те самые, которые были созданы после аннексионного кризиса в Боснии и Герцеговине. Они поджигали, били и уничтожали все сербское в 1914 г. и терроризировали всех и каждого, кто не поддерживал их преступления». Атмосферу, царящую в Загребе, он характеризовал следующим образом: «Никогда не забуду ужасную картину вечера первого мобилизационного дня, когда я вернулся из Загреба в Джаково и увидел на Елачичевом рынке… громадный огонь, в котором сгорало имущество, вынесенное из лавок и домов загребских сербов. Около огня галдела группа франковцев, с энтузиазмом приветствуя все, что приносилось и бросалось в огонь. Дирижеры и организаторы кровавых демонстраций и разбойничьих погромов благодарили толпу за ревностную службу отечеству… По их команде галдеж и скандирование «Серба – на вербу!» на время прекратился для пения обязательного имперского гимна». Рибар пишет, что франковский легион со своим штабом продолжал организовывать насилия против сербов, более того, их представители вошли в состав властных структур и на протяжении всего периода войны продолжали антисербские и антиправославные акции[11].
Власти Боснии и Герцеговины поддержали клерикальные и франковские акции и выступили с манифестом, в котором оправдывали антисербские демонстрации как проявление «огорчения» большинства сараевских граждан католического и мусульманского вероисповедания. Боснийская администрация развернула акции преследования представителей сербской политической элиты и ликвидации сербских информационных изданий. Арестовывались сербские журналисты, в том числе и главный редактор «Народа», газеты сербских радикалов – он был обвинен в государственной измене. 3 июля в Сараево было арестовано 350 сербов, участились случаи арестов и расхищения имущества арестованных В Сараеве была остановлена практически вся сербская типографская и издательская деятельность, прекратили свое существование такие сербские газеты, как «Српска реч», «Народ» и «Отаджбина». 21 августа 1914 г. перестал выходить «Србобран»[12]. В обращении к верующим представители Боснийской архиепископии заявили о необходимости для католического населения Австро-Венгрии защищать свои права при помощи оружия. Сербия, утверждали боснийские прелаты, напала на Боснию и Герцеговину и Хорватию под вымышленным предлогом освобождения их от рабства. Мостарский епископ А.Мишич предложил имперскому наместнику сформировать добровольческие армейские подразделения, чтобы бороться с сербским националистическим движением[13].
В противовес клерикалам широкая хорватская общественность совсем иначе воспринимала Сербию и сербский народ. Так, потенциал недовольства, накопившийся к началу Первой мировой войны в 1914 г. выразился в призывах «разбить тьму, рассеять удушающий туман, что со всех сторон задавил наш несчастный потерянный, душой помадьяризованный и деморализованный Загреб!». Этому «городу циников» следует «дать душу и мозг города Героев, который называется Белград, наш народ не нужно против воли осербливать, но его трудолюбие, энергию, серьезность, сердечность, жертвенность, энтузиазм и веру предкосовских, косовских и послекосовских ратников» следует вдохнуть в хорватов, «вдохнуть ощущение нации», но «не пристрастное, а надпристрастное, не эксклюзивистское, а унитаристское, не шовинистическое, а гуманное, не аристократическое и классовое, а демократическое …»[14]. Газета «Хрватски покрет» в 1914 г. отмечала: «Может ли в Загребе хорват купить продукцию народного производства из всех наших краев. Есть ли боснийские, герцеговинские, далматинские вещи, вышивка, одежда, изделия кустарных промыслов… Хорват в Загребе не может своих близких одарить дарами нашей народной культуры. Но дело не только в этом. Загреб вообще имеет в себе мало хорватского»[15]. Сравнивая положение хорватов с чехами, констатировалось худшее государственно-правовое и национальное положение вторых, однако «смеет ли чех говорить по-немецки в общественном месте и говорят ли они по-немецки в своем доме? Разве может и посмеет ли существовать у чехов газета, которая употребление неметчины оправдывала бы «системой»… Так не мог бы поступить настоящий, национальный чех. А эта бесчувственная и некультурная нехорватская франковская банда оправдывает онемчуренье Загреба «системой»… хорваты, которые даже не способны говорить своим языком, куда не дотягивается мощь системы и руки государственной власти, в своем главном городе, на своей земле, на которой этой системой, фундаментальным государственным законом даны гарантии господства хорватского языка как государственного», «иностранщину прикрывают системой, а систему провозглашают необоримой – и по этой логике хорваты не могут из Загреба сделать настоящий хорватский город!»[16]. «Хорватски покрет» в том же 1914 г. выражал общее убеждение хорватских патриотов: «убийственная, вредоносная, циничная антихорватская политика должна быть вычищена из хорватского народа», «хорватам по всем направлениям нужна свежая, решительная, разумная и сильная своя политика, которая откроет ему путь к успехам, и не будет ему прорицать, что он не способен сделать свой Загреб хорватским городом»[17]. Хорватский писатель Мирослав Крлежа отмечал, что на вопрос о том, какой он национальности, ему «всегда как-то не по себе: в народной школе, когда мы били стекла на вокзале, мы кричали «фуй» венгерскому бану и были юнаками (героями) как Степан Грпегориянац из Златарева Злата, хотя я был хорват, старчевичевец, кватерниковец, непоколебимый сторонник максималистской правашской программы. Исключительно хорват, всехорват, надхорват. После, во время риекской резолюции кричали Ракоци «марш вон!» и были соглашательскими схоластами в интересах сербо-хорватов… Мы были сербами – мстителями за Косово или панславяне… За время Австрии не признавали хорватов и не хотели знать о франковском черно-желтом отродье, лгали за рубежом что мы – сербы. Помню, как-то полдня спорил с каким-то матросом на французском корабле, объясняя ему, что я – не австриец, а хорват. Рассказывал ему об итальянской Ламбардии, о времени Пьемонта, о неосвобожденном Эльзасе и Лотарингии, но этот человек не мог понять, кто я. Тогда в запале я крикнул, что я – серб, и он понял сразу, похвалив нашу артиллерию»[18].
Так в начале Первой мировой войны Св.Престолом и хорватскими клерикалами были оформлены контуры антисербской и антиправославной политики. Целью была ликвидация независимости Сербии как опасного противника последнего мощного католического государства – Австро-Венгрии. Хорватское общество, во главе которого находилась римо-католическая иерархия и исключительно католическая интеллигенция, получили новый импульс к национальной мобилизации, основанной на сверхценной идее – сербофобии, практически зоологического расизма и болезненном инстинкте разрушения всего «чужого». Смесь экстремальной политизации и мобилизации превратилась в специфический социокультурный феномен «трайбализма» – хорватского национализма, где еще недавно сырая и аморфная масса населения под воздействием идейных «заклинаний» небольшой группы клерикалов и политиков («визионеров с мессианским мифом крови и почвы»), оказывается способной на масштабные насильственные действия – геноцид.
[1] Krišto J. Katoličko priklapanje jugoslavenstva // Časopis za suvremenu povijest. Zagreb, 1992. № 24(2). S. 29.
[2] Živojinović D. Op. Cit. S. 75-77.
[3] Цит. по: Ћоровић В. Историја Југославије. Београд: Народно дело, 1933. С. 39-40.
[4] Božić I., Čirković S., Ekmečić M., Dedier V. Istorija Jugoslavije. Beograd: Prosveta, 1972. S. 395.
[5] Архив Србије и Црне Горе. Фонд 80 „Zbirka Jovana Jovanovića Pižona“. Фасцикла 51.
[6] Цит. по: Патковић М. Антисрпски и антијугословенски погроми у лето 1914. године // Зборник о србима у Хрватској. Београд, 1991. Књ. IV. С. 292, 303.
[7] Ћоровић В. Црна књига: патње Срба Босне и Херцеговине за време светског рата 1914-1918. Београд Сарајево, 1920. С. 25-35.
[8] Патковић М. Указ. Соч. С. 302.
[9] Патковић М. Указ. Соч. С. 297-298.
[10] Патковић М. Указ. Соч. С. 297.
[11] Патковић М. Указ. Соч. С. 304-305.
[12] Патковић М. Указ. Cоч. C. 293-303.
[13] Živojinović D. Op. Cit. S. 233.
[14] Цит. по: Берић Д. Берић Д. Хрватско праваштво и Срби. Нови Сад: Orpheus, 2005 (Нови Сад: Артпринт). Књ. 1. С. 92.
[15] Цит. по: Указ. Cоч. С. 98.
[16] Цит. по: Указ. Cоч. С. 98.
[17] Цит. по: Указ. Cоч. С. 99.
[18] Цит. по: Указ. Cоч. С. 85.
